Книги переписные дворовому числу при Санкт-Питербурхе на Адмиралтейском острову

Н[ы]нешняго 1717 году по ордеру от господина генерала-маеора и обор-штер-кригс-камисара Григорья Петровича Чернышева ¹ адмиралтейского баталиона маеору Скунскому апреля 23 дня написано. В указе его высокосветлейшества князя Александра Даниловича Меншикова к нему писано, понеже Его царское величество всемилостивейши его (Далее “его”, возможно, ошибка писца) светлости изволит повелевать, дабы прислать к Его величеству подлинную ведомость о дворовом при Санкт-Питербурхе числе. Того ради на Адмиралтейской стороне как по Неве, так и по другим речкам и по протокам ехать и переписать имянно без медления, не обходя ничьих дворов, какое б кто звание не имел, и кто в котором году поселился, в том числе салдацкие и матроские. И когда оная опись окончитца, то, изготовя перечневую ведомость погодно, подать к господину генералу-маеору и обор-штер-кригс-камисару Григорью Петровичю Чернышеву.

И по тому вышеозначенному ордеру по Неве, также и по другим речкам и по протокам, и по слободам всякого чину у людей дворовое число описано, а у кого имяны и какова чину, и в котором году кто поселился или купили, и то писано ниже сего. [10]

Слобода по Неве реке от Фонтанной речки

Дом царского величества Летней, а по ведомости от светлейшего князя [А.Д.Меншикова. - С.Д.] построен оной дом в 1703 году. А по справке из Концелярии городовых дел припасы на строение отпусканы в 1708 году.

Двор почтовой, построен мазанками ².

Двор светлейшаго и росийского князя Дмитрея Костяновича ³, а по скаске человека ево Логина Иванова оной двор куплен у господина капитана Муханова ⁴ в 1715 году.

Двор кухместера Яна Кока ⁵, а по скаске жены ево кухмистровы Марьи построен оной двор в 1705 году.

Двор государыни царицы и великие княгини Екатерины Алексеевны купчины Прокофья Короткова, а по скаске ево оной двор построен в 1705 году.

Двор Преображенского полку господина прапорщика Данила Чевкина ⁶, а по скаске человека ево Ивана Якимова оной двор куплен у штап-лекаря Говия в 1715 году.

Двор дьяка Федора Воронова ⁷, а по скаске ево оной двор куплен у иноземца у Деланга в 1715 году.

Двор светлейшаго князя [А.Д. Меншикова. — С.Д.] садовника Василья Павлова, а по скаске жены ево Катерины Ивановой дочери оной двор куплен у садовника ж, которой работал при доме царского величества (как ево зовут, того в скаске не написано) в 1710 году.

Двор господина Александра Васильевича Кикина⁸, а по скаске человека ево Якима Беляева оной двор куплен в 1712 году у подполковника Ягана Фредерика Кала.

Двор Преображенского полку генерального писаря Андрея Иванова, а по скаске того ж полку писаря Федора Русинова оной двор куплен в 1714 году у иноземца Яна Иванова сына Фелтейна ⁹.

Двор слюзного мастера Антона Броуса, а по скаске ево оной двор куплен у агличенина у Роборта Марле в 1714 году.

Двор дохтура господина Арескина ¹⁰, а по скаске секрерир ево Шумаха оной двор в котором году построен или куплен, того в скаске не написано.

Двор штап-лекаря Яна Говия, а по скаске ево оной двор куплен морского флота у капитана Питера Лобика в 1707 году.

Двор господина аптекаря кр[е]стьяна Туропа, а по скаске ево, оной двор куплен из Адмиралтейской канцелярии в 1711 году.

Двор господина генерала-лейтенанта князя Долгорукова ¹¹, а по скаске человека ево Федора Резанова оной двор куплен галерной шкварды у шаутбеннахта Боциса¹² в 1710 году.

Двор графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина¹³, а по скаске человека ево Антиоха Тимофеева оной двор куплен в 1710 году галерной шкварды у шаутбеннахта Боциса. [11]

Двор карабельного подмастерья Гаврила Авдеева сына Меншикова ¹⁴, а по скаске ево оной двор построен в 1716 году.

Двор морского флота капитана Федосьи Моисеева сына Скляева ¹⁵, а по скаске ево оной двор построен в 1706 году.

Дом царского величества Зимний, а по ведомости от светлейшего князя построен оной дом в 1703 году, а по справке из Концелярии городовых дел припасы на строение отпусканы в 1710 году.

Двор господина вице-адмирала Крейса ¹⁶, а по скаске подьячего Никифора Кондратьева сына Борисова оной двор построен в 1703 году.

Двор иноземца Питера Николаева, а по скаске ево оной двор куплен в 1711 голу у капитана Питера Секи.

Двор ево ж, господина вице-адмирала [Крюйса. — С.Д.], а по скаске вышепомянутого ж подьячего Никифора Кондратьева оной двор построен в 1703 году.

Двор господина генерал-маеора и обор-штер-кригс-камисара Григорья Петровича Чернышева, а по скаске служителя ево Василья Стоумова оной двор построен в 1715 году.

Двор господина генерала-отъютанта Павла Ивановича Егузинского ¹⁷, а по скаске человека ево Ивана Горохова оной двор построен в 1714 году.

Двор надворного советника господина Савы Владиславьевича Рогузинского ¹⁸, а по скаске человека ево Ивана Ларионова сына Яшнова оной двор дан из губернской концелярии в 1715 году.

Двор сиятельнейшаго господина генерала-адмирала графа Феодора Матвеевича Апраксина ¹⁹, а по скаске человека ево Данила Якова оной двор построен в 1706 году.

Двор, что был господина Александра Васильевича Кикина, что повелено быть Академии ²⁰.

Адмиралтейская крепость.

Кантора.

Адмиралтейская канцелярия.

Двор светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, а по скаске человека ево Семена Иванова сына Дьякова оной двор построен в 1715 году.

Двор господина подполковника обор-камисара Ивана Афонасьевича Тормосова ²¹, а по скаске ево оной двор куплен в 1713 году у обор-экипажимейстера Леонтья Макушова.

ЗАПИСЬ ПОКАЗАНИИ КН. А. Д. МЕНШИКОВА НА ДОПРОСЕ В СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ ВЕРХОВНОГО ТАЙНОГО СОВЕТА В РАНЕНБУРГЕ

6 января 1728 г.

По указу его императорского величества и по пунктам, данным из Верховного тайного совета действительному стацкому советнику господину Плещееву ¹⁰\, в прибытие ево в Ранибурх генваря 6 дня сего 728 году при нем, господине Плещееве, и гвардии при капитане Мельгунове князь Меншиков допрашивай. И при том ему, [96] князю Меншикову, объявлено: дабы он сказал самую истинную правду без допущения. с ним дальних поступок, а ежели он будет в чем запиратца, а явитца и сыскано будет мимо ево, тогда уже с ним инако поступлено будет. А в допросе он, князь Ментиков, сказал:

На 1-й пункт:

В 1727 году, во время сейму в Швеции, прежде приступления короны швецкой к Гановерскому союзу, от себя письма на немецком языке за подписью своей руки к сенатору швецкому Дибену, в котором бы в начале означено о получении от того Дибена письма, а потом писано уверение ево, князя Меншикова, в службах х короне швецкой, и чтоб оная, несмотря на сильныя представления и угрозы с росиской стороны от министров, к Гановерскому трактату приступила ¹¹, понеже он гарантирует, что с стороны росиской ничего опасатца не надлежит, ибо власть в войске содержитца у него в руках и наипаче, что тогда здоровье ее величества государыни императрицы зело в слабом состоянии, и чаял он, что век ее долго продолжитца не может, чтоб в то время оное ево приятельское внушение Швеции не было забвенно, ежели ему какая помощь надобна будет, такова письма он, князь Меншиков, к нему, Дибену, не писывал и писать никому не веливал и ни с кем ни через кого не посылывал, и никаким образом не намерен, и в мысли у него не было, по силе такого письма, по согласию с Швециею в действо производить. И о том канцептов (Канцепт — акт, документ) или черных писем никаких у него нет и не бывало. Также к нему Дибену и другим швецким министрам таких подобных писем не писывал и ни чрез кого не посылывал. И от помянутого Дибена и от иных из Швеции к нему, князю Меншикову, таких писем не было и у него нет. И никакой помощи ни в которое время и ни для какова случая он не требовал..А писал к нему два или три письма, а подлинно сказать — не упомнит, из Швеции бывшей посол Цыдергейм ¹² токмо о здоровье и о сватовстве дочери ево за графа Пипера. На которые письма он, князь Меншиков, к нему Цыдергейму писал також о здоровье, а не о подозрительных делах. А окроме тех писем ни х кому не писывал, разве хто под ево руку подписался, как и преж сего от Пояркова и от Друкорта под ево руку подписано ¹³.

Александр Меншиков.

На 2-й [пункт] князь Меншиков сказал:

Обретающемуся в Санкт-Петербурхе швецкому посланнику барону Дедеркрейцу ни при каких случаях о происхождении дел при дворе его императорского величества тайных и противных императорскому величеству и ко всему Росискому государству, и что он, князь Меншиков, нимало не противен о приступлении короны швецкой к Гановерскому трактату, не объявлял и поступок в том швецкого перваго сенатора графа Горна не похвалял. И помянутой посланник Цедеркрейц ко двору своему о том писывал ли,— того он не ведает. А перед посылкою ево, князя Меншикова, в Ранебурх недели за две или за три приходил к нему помянутой посланник Цедеркрейц и объявлял о пограничных ссорах между подданными с росиской стороны с швецкими. И он, князь Меншиков, писал о том в Выборх к Шувалову и к Порошину ¹⁴, чтоб между ими ссор никаких не было, которые ево подлинные письма имеютца у них, Порошина и, Шувалова, а черные отпуски — в походной ево канцелярии.

Александр Меншиков.

На 3-й пункт князь Меншиков сказал: У швецкого посланника барона Цедеркрейца и у других ни у кого с швецкой стороны в подарок ни за какие посланные от него, князя Меншикова, письма к сенатору Дибену и ни х кому пяти тысяч червонных и ничего ни чрез кого не бирал и принимать никому не веливал.

Александр Меншиков.

На 4-й пункт князь Меншиков сказал: Когда отъезжали ис Петербурха в Голштиндию королевское высочество герцог голштинской и ея высочество цесаревна и герцогиня Анна Петровна ¹⁵, и по указу [97] его императорского величества определено им было дать триста тысяч рублев, и за то и ни за что тогда и никогда он себе бутто за труды осмидесят тысяч не вымогал. И ис тех денег и с казны штидесят тысяч рублев и ничего насильно и никаким образом не бирывал и брать никому не веливал. И в достальных дватцати тысячах рублях от их высочеств никакого обязательства ему не дано, и он не имывал. И росписки никакой, ни письма за своею и ни за чьею рукою его королевскому высочеству и никому во оных штидесяти тысячах рублех не давал и давать никому не веливал, разве за нижеобъявленные деревни в деньгах росписки какой не дано ль,— и того не упомнит для того, что справитца не с чем: канцелярии и писем нет, а письма немецкия и русские в Санкт-Питербурхе в походной и в домовой канцелярии.

А при отправлении его королевского высочества в Голштиндию приходил в дом к нему, князю Меншикову, от его королевского высочества граф Башевич и объявил ему, что его королевское высочество пожаловал ему амт (Амт — владение, имение) в Голштиндии или сто тысяч рублев, а брать бы ему те деньги ис казны его императорского величества из данных королевскому высочеству ис трехсот тысяч, ото ста. тысяч по двадцати тысяч рублев, а росписыватца они будут во всех. И он, князь Меншиков, за то благодарствовал, а денег и амту не требовал. А против того говорил: разве бы вместо того амту его королевское высочество изволил пожаловать деревни те, которые он наперед того торговал у него, Башевича и у генеральши Ренши и у Принценстерна ¹⁶. И потом оной Башевич на оные свои деревни также и на половину генеральши Ренши и от Принценстерна, которые ему, Принценстерну, даны по смерть, прислал к нему, князю Меншикову, купчие с секретарем Вистом. А на сколько по цене тех деревень, — о том явствует подлинно в тех купчих, токмо для выкупу во оных деньги писаны вдвое. И объявляет по истинной своей совести, что в тех купчих хотя и написано бутто за оные деревни деньги взяты у него, князя Меншикова, токмо он таких денег не давал и купчие взял безденежно. Токмо оному Башевичю за лошадей и за котлы и за протчие домовые припасы, которые в помянутых деревнях ево были, заплатил он, князь Меншиков, тысячи две или три, а подлинно сколько заплачено,— того он нс упомнит. И помнитца ему, князю Меншикову, что он о помянутых деревнях, которыми его королевское высочество ево пожаловал, своим министрам объявлял ¹⁷.

Александр Меншиков.

На 5-й [пункт] князь Меншиков сказал:

При отъезде их высочеств из Петербурха, когда дан от его императорского величества вместо презента имеющейся казенной долг на аглицком купце Марли, и он, князь Меншиков, ис того у их высочества насильным образом половины не выговаривал ¹⁸. А как еще при животе ея императорского величества помянутой долг дан был их высочествам, и тогда приходил к нему, князю Меншикову, граф Башевич и просил ево, чтоб он во взятье оного долгу на нем, Марли, им помогал, и ежели того долгу сколько получат, ис того за то обещал ему, князю Меншикову, дать половину. И при отъезде их высочеств ис Петербурха министр его королевского высочества Штамкин оных денег прислал к нему две тысячи рублев с атьютантом Ливеном, и оные деньги он у него принел, а росписку Ливин дал ли,— того он не знает. Только он, князь Меншиков, ему, Башевичю, говорил, что того долгу на нем, Марли, взять невозможно. И он, Башевич, говорил, что де ни возьметца — и то годитца на вино.

Александр Меншиков.

К вышеописанным допросам князь Меншиков на вопрос. в дополнение сказал:

Письма, которые из Швеции бывшей посол Цедергейм писал к нему о здоровье и о сватовстве дочери ево за графа Пипера, и те письма ныне где обретаютца,— того он не ведает, а читали ему, князю Меншикову, те письма секретари Вист или Вульф, а кто из них подлинно читали,— того он не упомнит. Также которые письма от него, князя Меншикова, к нему, Цедергейму, писаны, и те письма писали оные ж секретари Вист или Вульф, а кто из них подлинно писал и черные ныне где, — того он не упомнит, а белые письма посланы были в Швецию чрез обыкновенную почту. От королевского высочества на деревни крепости безденежно и денег из долгу Марлиева [98] две тысячи рублев без воли его императорского величества принял для того, что королевское высочество тем ево, князя Меншикова, пожаловал; также и другие государи разными вещами и деревнями ево жаловали. А чтоб того: кто чем кого пожалует, не брать,— такова указу он не слыхал.

Александр Меншиков.

ЦГИА СССР. ф. 1405, оп. 534, д, 103, лл.15—22. Подлинник.

ЧЕРТЫ ИЗ ДОМАШНЕЙ ЖИЗНИ ИМПЕРАТРИЦЫ АННЫ ИОАННОВНЫ.

1738 г., Июня 17 дня. Мануила, Савелия, Измаила.

Божескою милостию, и заступлением Пресвятыя Богородицы, и повелением ее императорского величества приведена была во дворец летний, и привели меня в дежурную к Андрею Ивановичу Ушакову ¹ и его превосходительство велел проводить меня через сад в покой, где живет княгиня Аграфена Александровна Щербатая ². И когда шла садом, лакей стоял на дороге и спросил: не вы ли-де Филатовна, и я о себе сказалась. И взял меня лакей и довел до крыльца перед почивальней и привел к княгине, а княгиня пошла и доложила обо мне, и изволила ее императорское величество прислать Анну Федоровну Юшкову ³. “Не скучно ли тебе, Филатовна? Посиди!” И посадили со мною говорить от скуки Анну Федоровну Волкову, полковницу; а как пришло время обедать, посадили меня за стол с кн. Голицыною, полковницею Анною Васильевною, с Акулиною Васильевною, с Марьей Михайловной Возницыною, с камер-юнферою Матреною Естифеевною, с Маргаритою Федоровною и с матерью ее Александрою Григорьевной, а иных не упомню.

А как пришел час вечерний, изволила ее величество прислать Анну Федоровну Юшкову. “Ночуй-де у меня, Филатовна!” И я сказала: “Воля ее императорского величества”. А как изволила откушать к вечеру и изволила раздеться, то меня княгиня привела в почивальну пред ее величество. Ее величество изволила меня к ручке пожаловать и тешилась: взяла меня за плечо так крепко, что с телом захватила, ажно больно мне было, и изволила привесть меня к окну и изволила глядеть мне в глаза. Сказала: “Стара очень, не так как раньше была Филатовна; пожелтела”... И я сказала: “уже, матушка, запустила [524] себя; прежде пачкалась, белилась, брови марала, румянилась”, а ее величество изволила говорить: “Румяниться не надобно, а брови марай!”. Много очень тешилась. Изволила про свое величество спросить: “Стара я стала, Филатовна?” ⁴, а я в ответ: “Никак, матушка, ни капельки старинки в вашем величестве нет !”. “Какова же я толщиною? С Авдотью Ивановну?” ⁵ И я сказала: “Нельзя, матушка, сравнить ваше величество с нею; она вдвое толще...” Только изволила сказать: “Вот, вот, видишь ли!”, а как кончила, то изволила сказать: — “Ну, говори, Филатовна!” А я в ответ: — Не знаю, что, матушка, и говорить: душа во мне трепещется. Дай отдохнуть!

Ее величеству это смешным показалось, изволила тешиться. “Поди ко мне поближе!”

Стало мне от ее величества милости страшно и мило, упала перед ножками в землю и целую юбочку, а ее величество тешится: “Подымите ее!”

Княгиня меня тащит за рукав кверху, а я и пуще не умею встать. И так моя матушка светла была, что я от радости ночью плакала и спать не могла.

— “Ну, Филатовна, говори!”..

— Не знаю, матушка, что и говорить...

— “Рассказывай про разбойников ”.

Меня уже горе взяло: Я, мол, с разбойниками не живала.

Изволила приказывать что я делаю рассказать Авдотье Ивановне.

Долго вечером изволила сидеть и пошла почивать, а меня княгиня опять взяла к себе, а княгиня живет перед почивальнею.

Поутру опять меня привели в почивальню пред ее величество, в 10-м часу, и первое слово изволила сказать: “Чаю, тебе не мягко спать было”.

Я опять упала в землю перед ее величеством, и изволила тешиться: [525]

— “Подымите ее. Ну, Филатовна, рассказывай”... И я стала говорить:

— Вчерашний день я сидела, как к исповеди готовилась, сердце все во мне трепеталось, а сегодня, матушка, как к причастию готовилась!...

И так изволила моя матушка светла быть, что и сказать не умею.

— “Ну, Филатовна, говори!”

— Не знаю, что и говорить, всемилостивая...

— “Где твой муж и у каких дел?”

— В селе Дединове, в Коломенском уезде, управителем. Матушка изволила вспомнить: “Вы-де были в Новогородских?”

— Те, мол, волости, Государыня, отданы в Невский монастырь.

— “Где же вам лучше, в Новогородских или Коломенских?”

— В Новогородских лучше было, Государыня.

— “Да, для тебя не отымать их стать! А где вы живете, богаты ли мужики?”

— Богаты, матушка.

— “Почему же вы от них не богаты?”

— У меня, всемилостивейшая Государыня, муж говорит: как -де я лягу спать, ничего не боюся, и подушка в головах не вертится...

— “Так -то лучше, Филатовна! Не пользует имение в день гнева, а правда избавляет от смерти”.

Я в землю поклонилась, а как замолчала, изволит говорить: “Ну, Филатовна, говори!”

— Матушка, уже все высказала.

— “Еще не все. Скажи-ка: стреляют -ли дамы в Москве?”

— Видела, Государыня, князь Алексей Михайлович ⁶ учит стрелять княжну из окна, а мишень поставлена на заборе.

— “Попадает -ли она?”

— Иное, матушка, попадет, а иное кривенько.

— “А в птиц стреляет ли?” [526]

- Видела, Государыня; посадили голубя близко мишени и застрелили в крыло, и голубь ходил на кривобок, а в другой раз уж пристрелила.

— “А другие дамы стреляют ли?”

— Не могу, матушка, донесть, не видала.

Изволила мать моя милостиво расспрашивать, пока кушала, и при мне одеваться изволила, а как одеться изволила, то пожаловала меня к ручке:

— “Только прости, Филатовна, а я опять за тобой пришлю. Поклонись Григорью Петровичу, Авдотье Ивановне”. Изволила приказать Анне Федоровне Юшковой: “Вели отвесть Филатовну на верейке лакеям, да проводить”, а мне пожаловала 100 рублев, сказав: “Я-де помню село Дединово, с матушкою ездила молиться к Николе ⁷”, а я молвила: Нутка, мол, матушка, ныне пожалуй к Николе-то Чудотворцу помолиться, а ее величество изволила: “Молись Богу, как мир будет ” ⁸. Изволила меня послать, чтобы я ходила по саду: “Да погляди, Филатовна, моих птиц ”. И как привели меня в сад, вижу ходят две птицы величиною и вышиною от копыт в большую лошадь; копыты коровьи, коленки лошадиные, бедра лошадиные, а как подымет крыло, бедры голы, как тело птичье; шее как у лебедя длинна, мер в 7 или в 8 длины, лебяжья, и головка гусиная, носок меньше гусинова, а перья на ней такия, что на шляпах носят. И так как я стала удивляться таким великим птицам, как-то их зовут, то лакей, остановив меня: “Постой!” побежал от меня во дворец и, прибежав ко мне обратно, передал, что Государыня изволила сказать: “Эту птицу зовут строфокамил; она-де яйцы несет, что в церквах по паникадилам привешивают ” ⁹.

("Сборник Н. И. Щукина", кн. 2-я).

Переписка Елизаветы с Паниным по поводу шведской кухарки

«М. г. мой Никита Иванович!

Сего марта в 16 день ее императорское величество указала писать именным императорским величества указом к вашему превосходительству, чтоб для приготовления про собственную ее императорского величества персону кушанья изволили нанять шведской нации кухарку исправную, только не объявляя никому, что оная потребна для ее императорского величества, но объявить, что вы нанимаете оную кухарку для статс-дамы ее императорского величества ее сиятельства графини Мавры Егоровны (Шуваловой) и по найме извольте с ней заключить контракт на один год, с тем ежели она угодна будет, то она имеет остаться в службе и боле и в том заключен будет с ней вновь контракт, а буде не угодно будет, то по-прежнему в свое отечество возвратится, и будущей весной благоволите отправить в Петербурге на отходящих из Стокгольма судах, а с контракту ее прислать в кабинет ее императорского величества копию, почему бы можно было перевести к вашему превосходительству на отправление деньги.

«21 марта 1754 г.»

Ответ Панина был неудовлетворителен:

«Я с сожалением нахожу, писал Панин, что все мои приложенные старания по сие время втуне были; да и впредь не вижу скорой надежды. Я много здесь свободных кухарок нашел, но из них ни единую нанять не могу, потому что ни достаточного знания в их ремесле, ниже надежной рекомендации о добром состоянии не имеют. Рассуждая, что желание иметь кухарку более в том обращается, чтобы такие домашнего простого обихода с хорошим вкусом блюда готовить, которых обыкновенно повара не умеют, я о приискании доброй давал комиссию и в Готенбурге, [875] где знатное купечество с таким домоводством изрядно живет. И как там, так и здесь наибольшая трудность в том состояла, что по здешним полицейским учреждениям всякого звания слуги, только дважды в год в Пасху и Михайлов день, свободу имеют отходить от своих хозяев и для того должны за пол треть месяца наперед объявить о том намерении, дабы заранее можно было других приискать на их место. В рассуждении чего между сих двух сроков, как по большей части все лучшие люди уже в службах, так и из оставшихся на воле с добрыми качествами ежели не никогда, то весьма редко находятся: умалчивая о том, что каждый, а особливо женской ноль, свой хлеб в отечестве предпочитает, а чем добрых кухарок здесь менее тем паче вне, в великом почитании, дорого платятся и всегда в состоянии наивыгоднейшие договоры себе получать.

Из Стокгольма июня 24 1754 года.»

Ответ Панина получен был 7 июля, Черкасов доложил 9 июля императрице и 14 отвечал Панину, что императрице угодно чтоб он не отменно отыскал и прислал бы кухарку, дав ей для провожания из своих людей, отправив на корабле через Алант-Гаж и Шкеры до Абова, а оттуда сухим путем в Петербург.

18 сентября 1754 г. к Черкасову явился камердинер Панина Оппен-Риттер с кухаркой девицей Анной Оре. Они приехали из Стокгольма морем на русском корабле. В письме, с ними присланному Н. И. Панин уведомлял барона Ивана Антоновича Черкасова, что он добыл кухарку «с великими затруднениями». — «Но могу удостоверить, писал Панин, что она лучшая кухарка во всем здешнем месте и служила в знатных домах с хорошим окладом и отличным содержанием. А препроводя так большую часть своего века и оставя ныне службу в доме графа де-Лагардия, хотела уже в покое собой жить». О познаниях этой довольно уже пожилой девицы Оре Панин писал так: «Она особливо хорошо знает готовить здешние супы, капусту, пирожное и рыбы; также и несколько соусов изрядно направлять; всего же, от 15 до 20 блюд снарядить может, с хорошим по шведскому обычаю на столе распоряжением, только бы ей довольное к тому время дано было. Дал Боже, чтоб ее ремесло ее императорского величества всевысочайшей угодности удостоилось».

По заключенному с девицей Анной Оре Паниным контракту ей дано 25 червонных на проезд; жалование назначено со дня подписания контракта .в год по 225 рублей, свечи, дрова и особливую комнату; «если ей, Анне, неприятно будет получать ордер от поваров, то дозволяется ей свободно и без поварского содействия готовить приказанные от госпожи ее кушанья». Контракт был заключен от имени графини Мавры Егоровны Шуваловой, куда она и поступила, но через несколько дней императрица взяла ее к себе, и осталась ею очень довольна.

В конце октября 1754 г. камердинер Панина был отправлен обратно в Стокгольм, с награждением его от императрицы двумястами рублей.

Девица Анна Оре, готовя для императрицы заказываемые ею шведские кушанья, прожила во дворце три года, в 1757 году по болезни отпросилась домой и была отправлена с денежным вознаграждением на место своего жительства, в Стокгольм.